1918 год. По дороге в Сибирь

Un petit avant-goût de la traduction d'Ombres et lumière par Grigori Kaoustov.

Заунывный звук свистка разорвал полумрак. К величайшему облегчению пассажиров состав тронулся, еще несколько секунд вагоны сотрясала нервная дрожь, но постепенно и она осталась в прошлом. Поезд плавно набирал скорость, и пассажиры спального вагона начали наконец готовиться ко сну.

Павел посмотрел на родителей. По их лицам было видно, что отправление поезда принесло им облегчение, но ненадолго, потому что каждая стоянка вновь заставляла их нервничать: их судьба все еще висела на волоске.

В купе Олугиных царило молчание, все сидели на своих местах и, похоже, не спешили укладываться. Почти четыре часа они прождали отправления состава, по каким-то неведомым причинам застрявшего на станции Верещагино. Все это время многочисленные пассажиры в страхе ожидали появления вооруженных отрядов, которые могли снять с поезда любого.

Ветра-безнадеги гуляли по потрепанным землям Святой Руси. Павел Иванович Олугин размышлял о будущем своей семьи: смогут ли они, в надежде вновь зажить мирно и достойно, найти более дружелюбный край, чем тот, из которого они бежали.

Уставившись в окно, Павел смотрел куда-то вдаль, но не видел ничего, кроме бесформенных теней. В отражении на стекле он также мог наблюдать за своими попутчиками, тускло освещенными единственной мерцающей лампочкой. Казалось, не ровен час, и она совсем потухнет.

В таком неверном освещении силуэты сестер и родителей казались Павлу фантомами из некой параллельной вселенной. Елена, например, виделась ему полупрозрачным бестелесным призраком. В падавшем сверху свете черты ее лица выделялись излишне резко. Девочка сидела, развернувшись лицом к окну. Она заметила, что брат смотрит на нее, и, задержав на несколько мгновений взгляд на его отражении, грустно улыбнулась. Их прежняя жизнь осталась в прошлом. Навсегда. От нее не осталось ничего, кроме эфемерных воспоминаний.

В надежде приободрить сестру Павел улыбнулся в ответ. «Что же готовит им будущее? Неужели, — подумал Павел, — тот налет грусти, что заметил он в больших серых глазах сестры, никогда больше их не покинет? Неужели прежняя яркость ее светлых локонов больше не вернется?»

В шестнадцать лет совсем непросто покидать родную страну, оставляя, как Елена, всех друзей и не имея ни малейшей надежды когда-либо увидеть их вновь. Может быть, их младшей сестре будет немного проще. Обладательнице задорной улыбки, рыжеволосой Евгении, было всего четырнадцать, и ее поразительно живые, бледно-голубые с сиреневым отливом глаза почти не растеряли веселого блеска.

Павел надеялся, что в свои девятнадцать лет ему хватит духа и он сумеет поддержать своих родных в очень трудное для всех них время. Очевидно, что его отцу, Ивану Олеговичу, в пятьдесят пять будет весьма сложно найти работу, да еще и в чужой стране. Всю жизнь он прослужил на императорской почте, причем на достаточно высоких должностях, но, к сожалению, больше ничего не умел. Их мать, Екатерина Васильевна, полностью отдала себя воспитанию детей, поэтому Павел с большим трудом мог себе представить, что его матушка будет зарабатывать себе на жизнь, прибираясь в чужих домах. Она была женщиной совершенно иного круга. Свет снова задрожал, лампочка погасла, но через несколько мгновений загорелась снова. Павел сбился с мысли, но скоро опять погрузился в раздумья. «По крайней мере, — размышлял он про себя, — у нас есть одно преимущество: мы все хорошо говорим по-французски». Такова была традиция, господствовавшая во многих семействах Петрограда и его окрестностей. Однажды язык может нам пригодится. Ах, если бы они ехали во Францию! Именно в этом и состояла их главная проблема... Они направлялись в абсолютно противоположную сторону.

— Я с ног валюсь от усталости, — возвестила Екатерина Васильевна, — не заправить ли нам постели?

В соседних отделениях почти все уже улеглись, некоторые даже завесили вход в надежде хоть как-то отгородиться от других.

— Уже первый час, — сказал ее супруг, возвращая часы в нагрудный карман своего жилета, — нам всем следует отдохнуть. Завтра будет долгий день.

Дни сменялись нескончаемой монотонной чередой, казалось, что путешествие будет длиться вечно. На каждой остановке Олугины с любопытством разглядывали окрестности. Чаще всего на перронах не было никого, кроме крестьян, продававших за несколько копеек фрукты и овощи со своего огорода да рыбу, выловленную в соседнем пруду, иногда ломти сыру.

Несколько раз они с беспокойством замечали конных красноармейцев, мелькавших за ограждением станции, на которой стоял их состав, но, к вещему облегчению всех пассажиров, поезд, не задерживаясь, оправлялся дальше. Верховые были одеты неряшливо, головные уборы некоторых были увенчаны криво вырезанными красными звездами.

Хуже всех были, без сомнения, агенты ЧК, но разбойников с большой дороги следовало опасаться прежде всех прочих: ходили слухи, что они обчищали беглецов, забирая все драгоценности, которые те везли с собой на продажу, зачастую зашив их в подкладки.

Екатерина, впрочем, решила использовать другой способ перевозки. Она испекла простые с виду пирожки, но вместо начинки в некоторые их них она положила драгоценные камни и золотые или серебряные рубли. Сами Олугины с легкостью могли распознать пирожки с секретом, поскольку на них были выдавлены всего две пересекающиеся линии, а не четыре, как на обычных. Единственным недостатком такого тайника была его недолговечность — время от времени приходилось выпекать новую партию: через три дня пирожки засыхали до такого состояния, что их требовалось немедленно съесть. Но делать это следовало с особой осторожностью, ведь было бы весьма глупо проглотить аметист или рубин. Камни тихонько убирались в какой-нибудь карман, где и лежали до того времени, как снова стать начинкой. В составе эшелона шли несколько переоборудованных теплушек, где, помимо всего прочего, стояли печки, на которых можно было готовить. Если стоянка была достаточно долгой, Екатерина Васильевна и Лена пекли новые партии «ценных» пирожков. Иногда в теплушки можно было попасть и на перегонах, тогда женщины готовили прямо на ходу. Самое главное — как можно незаметнее поместить драгоценности в тесто.